Каждый, кто не верит своей судьбе - будет обманут
Тэрье устало упала на кровать в приюте, радуясь как тому, что день наконец закончился, так и отселению соседки. Одну из столь любимых директором приюта девушек удочерили - это в шестнадцать-то лет! - и Тэрье осталась одна, вместе со своими рисунками, глупыми мечтами и идиотским именем. Она любила одиночество - в основном из=за того, что ни один из ее знакомых не относился к ней с теплом. Попав в приют в пять лет, она умудрилась сразу не понравиться директору - тем, что наотрез отказывалась оставлять своего кота. Девочка росла с ним, и выбросить животное на улицу было предательством, что Тэрье вполне понимала даже в таком возрасте. Да и ее излишняя ранимость злила взрослых и искренне забавляла детей - всем казалось смешным, что после тычков и оскорблений девочка съеживалась, а ее синие глаза наполнялись беспомощными слезами. Она не пыталась ответить или как-то защититься, только плакала, неверяще глядя на мучителей. Казалось, она просто не могла поверить в существование в мире жестокости.
Даже сейчас девушка оставалась слишком доверчивой и наивной. И это была еще одна причина, по которой Тэрье стремилась остаться одна. Слишком часто ее обманывали, слишком часто смеялись над глупой тягой помочь всем и каждому... А вытравить ее было, кажется, невозможно. Вот девушка и пряталась от людей, каждый раз радуясь, если она оставалась в комнате одна. Долго это не длилось, но тем не менее...
Даже сейчас девушка оставалась слишком доверчивой и наивной. И это была еще одна причина, по которой Тэрье стремилась остаться одна. Слишком часто ее обманывали, слишком часто смеялись над глупой тягой помочь всем и каждому... А вытравить ее было, кажется, невозможно. Вот девушка и пряталась от людей, каждый раз радуясь, если она оставалась в комнате одна. Долго это не длилось, но тем не менее...
Когда Тэрье оделась, воспитатель повел ее за собой по коридорам - и только тогда девочка могла понять, что не ее одну разбудили среди ночи. Весь приют шумел, как потревоженный улей, детей - всех, от малышей до почти взрослых - выводили из комнат, подгоняя так же, как воспитатель подгонял Тэрье. Все вокруг спешили так, как будто у них под пятками разожгли костер.
В конце концов воспитатель вывел Тэрье на улицу, во двор перед приютом, и поставил в конец длинной шеренги детей. Здесь стояли как будто все воспитанники приюта, недоуменно переглядываясь друг с другом. И тут же стоял директор, нервно переминаясь с ноги на ногу.
Наконец, из здания приюта вывели всех детей и поставили в шеренгу. И только тогда из тени у стены шагнул мужчина. Невысокий, смуглый и темноволосый - волосы были коротко острижены, почти под корень, - он походил на южанина. Разве что глаза у него были светлые, почти прозрачные, и колючие, как две острые льдинки. Одет мужчина был не вычурно, но дорого - простой покрой, но дорогие ткани. Штаны, камзол, плащ и перчатки - он был закрыт весь от шеи и ниже, ни кусочка кожи не было видно.
И, кажется, он был единственным абсолютно спокойным человеком во дворе.
Когда он шагнул к шеренге детей, директор приюта немедленно согнулся в низком поклоне. Мужчина брезгливо поморщился.
Он медленно шел вдоль шеренги, почти скучающе разглядывая лица детей. Пару раз останавливался, но только на несколько секунд, и тут же снова продолжал движение. Наконец он поравнялся с Тэрье, скользнул холодными глазами по ее лицу... и остановился. Повернулся к ней и приблизился, рассматривая тщательнее. В его взгляде был пытливый, живой интерес - но он оставался холоден, словно перед ним был не человек, а инструмент или материал для работы.
Он протянул руку в перчатке, двумя пальцами взял Тэрье за подбородок, повернул ее голову, рассматривая лицо со всех сторон. Поджал губы и тихо спросил:
- Как твое имя?
Как-то так. Пойдет?
- Терье, — мягко ответила девушка. — Мое имя — Терье Айшэн. А ваше?
Про себя она думала, что это какая-то важная шишка, раз все перед ним так лебезят. И что ему тут понадобилось? Вряд ли какая-нибудь сирота — приют ведь не столичный, не самый большой... Скорее, один из самых маленьких.
Но тогда зачем?
- Эта мне подходит, - сказал он так же негромко, но отчетливо. - Я забираю ее.
Директор шумно, с облегчением выдохнул, как будто из него резко выпустили воздух, и тут же вздрогнул, словно сам испугался этого выдоха.
- К-конечно, - мелко закивал он. Выбором мужчины он явно не был расстроен - скорее наоборот, был почти рад избавиться от Тэрье. - Я сейчас же прикажу подготовить все документы...
- Не нужно, - мужчина чуть качнул головой в сторону. - Оставьте документы себе. Так будет лучше.
Голос его к концу фразы стал совсем тихим, шелестящим, но все равно оставался отчетливо слышен, как бы выделяясь среди всех остальных звуков - дыхания детей и воспитателей, стрекота ночных насекомых, свиста ветра.
Директор на секунду замялся, словно подавился невысказанными словами. А потом снова закивал:
- К-конечно-конечно, как вам б-будет угодно, ваше вели...
Мужчина оказался рядом с ним в несколько широких шагов, остановился почти вплотную, на расстоянии локтя, не больше.
- Прошу вас, - его голос зазвучал мягко, почти ласково, но лицо оставалось холодным и бесстрастным. Он поднял руку, медленно стягивая с ладони перчатку, - просто Дарион. Видите ли, в нынешней ситуации мне хотелось бы избежать... официальности.
Он коснулся лица директора - почти мимоходом, самыми кончиками пальцев, - и тот коротко вскрикнул, почти взвизгнул, схватившись за щеку. Но ни один из воспитателей во дворе не кинулся к нему, даже ничего не сказал, только по шеренге детей пронесся легкий шепоток.
Гость приюта, между тем, отвернулся от директора и снова нашел глазами Тэрье. Подошел к ней, на ходу натягивая обратно на руку перчатку, и позвал:
- Идем, Тэрье. Я забираю тебя.
- Правда?!
Она обернулась, чтобы посмотреть на здание приюта в последний раз, помахала всем рукой и радостно подбежала к опекуну. Вещи ей все равно не было жалко.
- Дарион, — Терье потянула мужчину за рукав. — А почему вам не нравится, когда вас называют по титулу?
После оговорки директора она, конечно же, немедленно поняла, кто перед ней.
- И зачем вам я?
Я же просто девочка из приюта, — осталось невысказанным.
- Здесь не время и не место для этого титула, - шагал он быстро и размашисто, почти чеканя шаг. - Что касается моих мотивов - ты узнаешь о них, когда и если я этого захочу. Пока тебе довольно знать, что ты мне подходишь.
Остановился он только за воротами приютского двора, где его ждал экипаж. Подойдя к экипажу вплотную, Дарион поднял руку и слегка шевельнул пальцами - кучер, сидящий на козлах, отозвался низким поклоном. После этого Дарион забрался внутрь и кивнул Тэрье:
- Забирайся. Мне нужно добраться до места к рассвету.
Мужчина был красив. Очень необычными казались его глаза, ведь при такой внешности они обычно черные или карие. "Наверное, он полукровка" — решила девушка.
Через несколько минут экипаж выехал на ровную, наезженную дорогу, трясти стало меньше, и Дарион как будто слегка расслабил плечи и снова открыл глаза. Еще через пару минут он обернулся к девушке.
- Тэрье, - негромко проговорил он, явно обращаясь к ней, но глядя как будто сквозь нее, - сейчас можешь задавать вопросы, если они у тебя есть. Я предпочел бы разъяснить тебе положение вещей как можно быстрее, чтобы в будущем можно было об этом не заботиться. В дороге - вполне подходящее время.
Он сложил руки на коленях, осторожно, будто боялся, что они разобьются.
- Слушаю тебя.
- Вы забрали меня, но я не знаю, что должна делать... и что мне делать нельзя, тоже. И... как мне к вам обращаться?
Терье пожала плечами — вопросов больше не было. То есть, они были, но девушка была уверена, что на них не ответят. Например, зачем она нужна владыке, почему он искал в таком маленьком приюте, по каким критериям выбрал ее, а еще что сделал с директором. И почему выглядит так, словно сам лично управляет возницей?
Девушке почему-то очень хотелось погладить мужчину по волосам. Обычно ее тянуло к тем, кому действительно нужна поддержка... но ему-то она зачем? Так что Терье остановила дернувшуюся руку на полпути и сжала ладони в кулаки.
- Можешь обращаться ко мне по имени. Я объясню тебе, что от тебя требуется и что тебе запрещено, но осознаю, что обговорить все нюансы заранее удастся вряд ли. Я не собираюсь наказывать тебя за незнание, это непродуктивно, - только если ты осознанно сделаешь то, что я тебе запретил.
Он повел плечами, разминая мышцы, взгляд стал чуть более сфокусированным на лице сидящей перед ним девушки.
- Ты можешь задавать вопросы - когда мы наедине. Можешь говорить. Можешь делать все, что сочтешь нужным, кроме того, что я тебе запрещу, - он говорил медленно и отчетливо, как будто старался сформулировать информацию как можно более доходчиво. - Ты - материал для моих исследований, опытный образец. Тебе запрещено будет покидать отведенное тебе помещение. Запрещено самостоятельно вступать в контакт с другими людьми, если не поступит отдельного распоряжения от меня на этот счет. Запрещено касаться обнаженных участков моей кожи.
Он замолчал на несколько секунд, должно быть, переводя дыхание, потом спросил:
- Есть ли у тебя еще вопросы?
- Есть ли темы, на которые мне нельзя говорить? Я могу узнать, какие именно исследования вы собираетесь проводить? Могу узнавать об их результатах или помогать с чем-нибудь? Почему мне нельзя к вам прикасаться? И... может, мне можно будет читать?
Ей было совершенно не страшно спрашивать - только очень интересно. И то, что на ней хотят ставить опыты, ничего не изменило. Наверное, страх появится только если Дарион причинит ей настоящую боль, и то - только в том случае, в котором он не объяснит причин. Пока ей достаточно будет простого слова "эксперимент".
Терье осознавала и сама, насколько это глупо. Подобное отношение к собственной жизни, к тому, что с ней будут делать что-то, наверное. плохое, что ее запрут в отдельных помещениях и вряд ли она сможет погулять по улице было, по меньшей мере, странным. Но девушка уже давно привыкла к тому, что ее реакции часто отличаются от тех, что считаются нормальными.
- И... Еще вопрос... какие критерии отбора? Почему вы выбрали именно меня?
- Ты можешь говорить на любые темы, пока мы наедине, и пока я не скажу обратного. О предмете моих исследований скажу вкратце, ты не моя ученица, а я не твой учитель, чтобы объяснять тебе это в подробностях. Я исследую человека и человечность, материю живую и мертвую, и способы манипуляции ей. Ты можешь - и должна, и будешь - помогать мне в исследованиях как материал, но не как исследователь, так как им ты не являешься.
Он говорил спокойно и размеренно, словно читал лекцию, и в остальном почти не двигался - двигались только губы, да изредка он поводил плечами.
- Тебе нельзя самостоятельно касаться моей кожи, так как это может повредить тебя, возможно, со смертельным исходом, и мне придется искать новый образец. Я могу - и буду - касаться тебя, так как умею это делать. Ты - не умеешь, и не должна уметь, и поэтому я тебе запрещаю.
Дарион перевел дыхание.
- Читать тебе не запрещается, но только те книги, которые будут у тебя в доступе. Не думаю, что у меня будет время и желание искать что-то конкретно для тебя, - он подвигал головой, словно у него затекла шея. - Я выбрал тебя, потому что ты восприимчива, но не пластична. Наиболее подходящая среда для нужных мне воздействий - не уверен, что тебе это многое говорит.
Дарион замолчал, и в это время карету снова тряхнуло на повороте, и он снова едва заметно двинул правой рукой.
- Почему прикосновения к вашей коже так опасны? Это тоже какой-то эксперимент?
Девушка снова окинула его взглядом, теперь с намного большим интересом, подмечая строгость одежды. Только теперь на поняла, что голой кожи действительно не видно - за исключением его лица.
- А к волосам тоже нельзя прикасаться? - сначала она задала вопрос, и только потом поняла, что это выглядит скорее как просьба потрогать. Она тут же вспыхнула. - Ну... то есть, я... я... мне просто интересно... - она поспешила перевести разговор на другую тему: - Вы хотели сказать, что я могу отреагировать на ваши действия, но вряд ли они слишком сильно меня изменят, верно?
Терье очень много времени проводила в библиотеке - ей было интересно все, начиная от художественной литературы, заканчивая серьезными научными трактатами. И то, что Дарион все же будет выдавать ей книги, очень радовало. Потому что девушке было не так-то уж и важно, что читать: все было очень интересно.
- Серия экспериментов, в некотором роде. Мое тело - инструмент, оружие своего рода, которым нужно уметь пользоваться, чтобы не обратить себе во вред. И да, волосы тоже не стоит.
Смущение Тэрье его не задело совершенно, казалось, он почти не обратил на него внимания - то ли для него это не было чем-то из ряда вон выходящим, то ли не было сколько-нибудь значительным. Даже взгляд его остался спокойным, пальцы теперь двигались непрерывно, но медленно и почти незаметно.
Экипаж свернул на проселочную дорогу, срезая путь.
- Не совсем верно, - продолжил отвечать на вопросы Дарион. - Дело скорее в характере изменений, чем в степени. Ты меняешься, пропуская окружающее сквозь себя, а не изгибаясь под направленным воздействием. Меняется структура, но не форма. Меняется ли суть - пока не могу сказать, я недостаточно хорошо тебя знаю.
Он снова замолчал, повернулся чуть в сторону и слегка прикрыл глаза - на проселочной дороге трясло сильнее.
Я пока пойду спать, отвечу на твой следующий ход завтра)
Девушке и правда было жаль - прикоснуться к этому созданию почему-то очень и очень хотелось. Ее очень располагало к нему еще и то, с какой легкостью Дарион отвечает на все ее вопросы. С легкостью и даже... охотой? Девушке очень хотелось в это верить. И она осознанно позволяла себе поверить в то, что она ему интересна не только как подопытная, но еще и как живой человек. Это давало ей надежду, позволяло улыбаться и смотреть в будущее без панического ужаса.
- Почему вы смогли выбрать меня так легко? Вы как-то чувствуете, кто вам нужен?
Становилось все интересней и интересней - а дальше-то что будет? Когда он начнет экспериментировать?
Он толкнул дверь кареты и выбрался наружу, кивнув Тэрье, чтобы она сделала то же самое. Аккуратно подобрал плащ - дорога здесь была довольно узкая и грязная. Всего в нескольких шагах от дороги земля обрывалась вниз - оказывается, уже какое-то время они взбирались вверх по холму. А на холме - уже совсем близко, но дорога становилась слишком крутой для лошадей, - темной громадой вздымался замок. Небо на западе уже начало светлеть, и можно было разглядеть очертания башен, и то, что подъехал экипаж не к парадному входу, а сзади - вероятно, поэтому и дорога была такой узкой.
Дарион обернулся к кучеру и снова шевельнул пальцами - кучер резко дернулся, вскинул голову, заозирался вокруг. А потом, увидев Дариона, удивленно охнул, словно видел его впервые, и немедленно согнулся в поклоне, мелко дрожа.
- Ты свободен, - почти скучающе проговорил Дарион, и кучер кинулся вниз по дороге так быстро, будто за ним гнались.